От пользователя Livelib Fermalion

Чтоб все было по-взрослому, начинать рецензию полагается с пространных рассуждений о судьбах современной отечественной фантастики и нелегких путях, избираемых русскоязычными авторами, и т. д., и т. п., а потом плавненько подводить разговор к роли и месту данного произведения во всем этом празднике жизни.
Делать этого не особенно хочется: во-первых, потому, что путь этой самой отечественной фантастики видится, откровенно говоря, в нерадужном свете (ну кого мы, положа руку на сердце, можем назвать перспективными российскими авторами в данном жанре на сегодняшний день? Фэнтезийщиков не берем. Кого? Лукьяненко? А еще?..)

А во-вторых, потому, что даже на таком безрыбье Дмитрий Плесецкий серьезной рыбой не стал: несмотря на амбициозный замах и агрессивную рекламу, напророчить большое будущее «Аингму» непросто.

 

Эту книгу правда хочется похвалить. Но почти не за что.
Зато есть за что поругать (и этого, отметим в скобках, делать совершенно не хочется. Но надо. В воспитательных целях).

Литературный слог. Автор очень старался написать красиво: читаешь и буквально чувствуешь, как он мучительно высекал из гранита каждое слово, обкатывал его, взвешивал, нанизывал на нить предложения и вновь пробегался пальцами по всему этому ряду семиотических бусин.
Проблема в том, что в конечном результате мы видим не красивый слог, а эти самые старания.
Плесецкий работает с упорством и тщанием прилежного ученика; ученика усидчивого и старательного — но, увы, лишенного творческой искры.

Ученик то и дело дает осечки, в своем усердии частенько перебарщивая: во многих моментах, когда семантически предложение уже сказано и его надо завершить (это «надо» читатель улавливает как-то интуитивно, здесь работает слабообъяснимое ощущение внутренней ритмики текста), автор делает совершенно ненужные рывки, стремясь вдавить в границы предложения побольше слов, уплотнить их.
Так человек, не рассчитавший дыхания под длинную фразу, выжимает из себя ее остаток уже на судорожном спазме в легких, мало заботясь об ее интонации.

Ну, старался, видно. Правда.
Почему не получилось?
Вопрос повисает в воздухе: он риторический и ответа не нужно.

Этот язык порождает и определенную специфику в характерах героев: все они личности сплошь возвышенные, тонко чувствующие, мыслящие, ранимые — словом, всяко творческие и уникальные.
А поскольку синонимов для подобной экзальтации в русском языке не так уж, чтобы и много, то автор неизбежно начинает повторяться: у каждого второго персонажа наблюдается то «большое трепещущее сердце», то «ранимая дрожащая душа», то что-нибудь подобное и, без сомнения, ценное.
Это, как мы понимаем, тоже не идет на пользу уникальности и неповторимости героев: у всех у них получились какие-то среднестатистически-средневзвешенные профили, с одинаковым набором базовых функций.

Вообще, сложилось впечатление, что Плесецкий где-то услышал (или подслушал) некую идею, проникся ею и искренне в нее уверовал — настолько искренне и чисто, что решил донести ее, как благую весть, до всех и каждого — но при этом не понял ее сути. Он рассказывает некие вещи, но делает это как-то косноязычно, десятой дорогой обходя смысл, и давая лишь намеки на его отражение — выглядит это примерно так же, как попытки выучить иностранный язык путем механического запоминания фраз.
Понимает ли он сам все это, или ему просто нравится фонетика этого языка?
И почему мне в голову так настойчиво лезет «Китайская комната» — не в буквальном, лингвистическом исполнении, а в иносказательном... гностическом, что ли... Понимаете, о чем я?
Автор подразумевает, что в происходящем есть некая логика, и нам ничего не остается, кроме как поверить ему на слово — потому что воочию убедиться в ее наличии нам не предложено.

И если уж копнуть в эту сторону чуть глубже: чего мы, в сущности, ожидаем получить от романа, жанровая принадлежность которого означена как «фантастико-сферический реализм», если нам известно, что этот роман — первый из многих?
Лично я ожидал получить своего рода «осколок сферы» — относительно целостный элемент, частично самодостаточное стеклышко, по цвету и кривизне которого можно будет примерно судить о том, как выглядит вся Сфера целиком. Фрагмент, истинное место которого, конечно, в целостной мозаике, но которое и само по себе позволит взглянуть на мир в новом свете.
А что получил?
Три случайные точки в пустоте, единственное отношение к сфере имеющие лишь постольку, поскольку через них, согласно законам геометрии, эту самую сферу, теоретически, можно построить. А можно и не построить. Вот тебе и весь сферический реализм.

И последнее. Передаю прохладный привет редактору А. О. Филимонову и верстальщику Е. Г. Фортиной и спешу им передать: вон из профессии!
Такое ЧУДОВИЩНОЕ количество ошибок и опечаток нельзя списать на банальный недосмотр. Эту книгу либо вообще не вычитывали (и тогда непонятно, за что вообще там у них в редакции зарплаты получают), либо, что гораздо хуже, вычитывали полнейшие дилетанты.
Ошибки эти — тема для отдельной истории, которую я поведаю с бессердечным удовольствием (сродни избиению беззащитного), а вкратце лишь скажу: проблемы с орфографией, пунктуацией, типографикой, лексикой и версткой.
Автору простительно, он личность творческая и в духовном порыве имеет право забыть о земном. Но вот людям, которые подписывают ЭТО в печать, да еще и получают за ЭТО деньги — им поделом. Им тысячу раз поделом!

Так, ладно.

Немного хорошего можно сказать об этой книге, но и это немногое никак нельзя упускать. Даже не ради баланса добра и зла или какой-то мнимой объективности, а просто потому, что это правда. А правду, как мы знаем, говорить легко и приятно.
Это по-настоящему добрая книга. И очень наивная.
И эта наивность — честная, искренняя, чуть простоватая благодаря всесокрушительной своей доброте — обретает нотки какой-то светлой печали, непафосной возвышенной грусти.
Ну как же жаль, что у вас не получилось, Дмитрий, ну честное слово, как же жаль!
Я говорю это совершенно серьезно.

Обычно плохую книгу хочется злобно поругать, поплеваться ядом и позубоскалить (а в худшем случае — просто выкинуть и отделаться матерным многоточием вместо отзыва), но вытворять подобное с «Аингмом» не позволяет какое-то внутреннее убеждение: что ж я, нелюдь, что ли?
Ну не могу я пинать этот трупик — совесть, если угодно, не позволяет — хотя и ясно-понятно, что пациент сей вообще не жилец ни разу.

Вот тот редкий случай, когда автору от всего сердца хочется пожелать удачи: вы написали очень слабую и неинтересную книгу, но я все равно искренне желаю вам успехов. Удачи. Творческого мастерства. Правда.
Но без меня.
Большое спасибо, прощайте. Извините, если что.

Плохо.
From.{jcomments on}